Всем понятно, что масштаб выброса радиации в северной Неноксе несравнимо меньше, чем был в 1986 году, но вот реакция властей сравнима. Происходит то же самое — замалчивание, неправда, жертвование людским здоровьем. Почему же прошло 30 лет, а ничего не меняется?
Рашид Алимов, сотрудник Энергетического отдела российского отделения «Гринпис»:
«Мы понимаем, что масштаб выброса, последствий, безусловно значительно меньше, чем в Чернобыле. Но, с другой стороны, — были погибшие под лучом на месте. Существуют тревожные данные о том, что врачей Архангельской областной больницы не проинформировали об облучении пациентов. Было недостаточное информирование общественности, — в этой части сравнивать, конечно, можно и с Чернобылем, и с другими инцидентами, в том числе в России.
Жители Архангельской области в условиях нехватки информации скупали в аптеках препараты йода. Мы считаем, что государство должно публиковать подробную и достоверную информацию о любых инцидентах, потенциально имеющих последствия для и людей и природы.
В Чернобыле была значительно большая мощность реактора, и в нем накопилось большее количество высокоактивных продуктов деления. В случае в Неноксе детали инцидента неизвестны, очень много предположений. Конечно, здесь есть дополнительная секретность, связанная с тем, что это военный объект. Понятно только, что заявления Росатома об „изотопных источниках“ (РИТЭГах) опровергаются данными Росгидромета.
Росатом называл источником повышения фона в Северодвинске 8 августа „изотопные источники“, инцидент с которыми не мог привести к выбросу инертных радиоактивных газов. Но Росгидромет опубликовал информацию о наличии техногенных радионуклидов в пробах, отобранных в Северодвинске с 8 по 23 августа: „Состав проб, отобранных в Северодвинске, показал наличие короткоживущих техногенных радионуклидов… продуктами распада которых являются инертные радиоактивные газы“.
Вообще для всех таких случаев должны существовать планы защиты населения, все — и органы власти, и люди должны знать алгоритм действий».
Константин Рубахин, экозащитник, координатор движения «В защиту Хопра»:
«Сейчас, конечно, супернепрозрачная ситуация, и понятно, что с Чернобылем сравнивать нельзя по двум причинам. Во-первых, в Чернобыле был мирный атом, а здесь — военный объект. Во-вторых, объем и вид радиоактивной утечки. В Чернобыле была цепная реакция, а в Неноксе, насколько я понимаю, похоже на „грязную бомбу“. Судя по информации, был источник гамма-, бета-излучения, и он просто распылился каким-то образом из-за взрыва другого, нерадиоактивного вещества.
При этом зарубежные наблюдатели сказали, что было два взрыва. Возможно, один взрыв замаскировал другой, или действительно авария была двойная.
Из-за того, что это произошло в военной сфере, нам очень сложно предположить, что случилось. Однако, раз это произошло в акватории, то самое важное, что, как мне кажется, надо делать в этой ситуации — мониторить не только воздух, но и воду. Тем более, это место, где ловят рыбу, и, в принципе, мы можем получить на годы вперед небезопасную пищу.
Это не первая авария, связанная с водной акваторией, и за рубежом давно обращают внимание на то, что Россия делает под водой, с тем, что связано с обычными или ядерными подлодками. А вот у нас про это слышно очень мало. Симптоматичное отключение российских систем мониторинга — это, конечно, полная порнография. Так делать нельзя, нужно хотя бы правдоподобную легенду сочинять, которая бы выводила на реальное загрязнение, объясняла бы, что загрязнено. Пусть они сочиняют, как загрязнено, придумывают, что угодно, но факт о самом загрязнении необходимо предъявлять.
Очевидно, военные боятся, что по характеру загрязнения можно будет определить сам источник и немножечко догадаться о том оружии, которое испытывалось — ядерный ли двигатель, или другое устройство, какого типа и т. п. И, разумеется, что вот это сокрытие, наоборот, только настораживает общественность, в том числе экологическую общественность и международные мониторинговые институции. Они, конечно же, с тройным, с десятерным вниманием будут наблюдать за происходящим, оценивать, брать пробы и т. д. Поэтому, мне кажется, так или иначе информация выплывет.
Может, Россия надеется, что все это как-то развеется по воздуху? Но, в любом случае, я уверен, что не только мирные, но и зарубежные военные наблюдатели уже имеют информацию. Поэтому тут нужно подумать о том, чтобы поберечь своих мирных жителей. И сокрытием наносится ущерб, прежде всего, своим гражданам, которые не знают, что с ними будет под радиоактивным дождиком где-нибудь, может, даже в Москве. Так как информации нет, мы вообще не можем ничего предугадать, но именно поэтому можем предполагать что угодно.
Утечка сейчас, слава богу, меньше, чем была в Чернобыле, а сокрытия — больше. Ну, то есть — раз маленькая утечка, то решили: может, и пронесет. Но — абсолютно точно, что не пронесет».
Борис Кагарлицкий, директор Института глобализации и социальных движений, кандидат политических наук:
«Есть все основания сравнивать два события, потому что уже все эксперты дружно сказали, что случай в Нёноксе похож на историю Чернобыля в миниатюре. Слаба богу, что в миниатюре, но это наводит на очень неприятные мысли о том, что, не дай бог, может случиться, если подобные аварии произойдут на других объектах и в большем масштабе.
И, в общем, я бы даже сказал, что в каком-то смысле ситуация хуже, чем во время Чернобыля, потому что советские власти первую неделю пытались замолчать проблему, но потом спохватились и начались уже какие-то перемены. Это были все-таки времена, когда страна двигалась в сторону большей гласности, и, в конечном счете, история с Чернобылем способствовала тому, что люди стали говорить более открыто. А сейчас наблюдается тенденция ровно обратная. Власть старается, наоборот, закрывать все каналы гласности. Во времена интернета сделать это не удастся, но направленность поведения совершенно очевидна».
Алексей Макаркин, первый вице-президент Центра политических технологий:
«В Чернобыле все было изначально более закрытым, хотя народ, конечно же, все услышал, что надо было. Несмотря на то, что система была авторитарная, пусть хоть слабеющая и стареющая, но люди узнали главное о том, что произошло.
Что касается сегодняшних властей, то, как я понимаю, сейчас, как и в случае с Чернобылем, делается все, чтобы показать, что ничего страшного не случилось, все контролируемо и управляемо, и вообще никаких особых проблем нет.
В чем разница? Во времена Чернобыля люди слушали зарубежные „голоса“, и те рассказывали, что все плохо. Ведь европейцы замеряли последствия той аварии, и, соответственно, те, кто слушал „голоса“, могли узнать — что реально в Чернобыле происходит. Сейчас европейцы тоже замеряют, но у них нет такого ощущения, что происходит какой-то „ужас-ужас“. Нет европейского аргумента о том, что произошло что-то драматическое и долгосрочное. Тема „правды на Западе“, как в случае с Чернобылем, отсутствует.
Самое уязвимое место для власти в случае в Нёноксе — это история с врачами. Врачи — это своего рода сообщество, корпорация, и они пересказывают друг другу про то, как их коллегам привезли несчастных людей, а врачей не предупредили о радиации. Коллеги понимают, что на месте тех врачей могли оказаться любые другие медики. Эта тема получила остроту в медицинском сообществе. И без того есть недоверие к власти — по ряду причин, не связанных с аварией, — а теперь оно будет усиливаться.
В случае с Чернобылем мы узнали подробнее о том, что там было, по сути, через несколько лет. А тогда власть сделала ставку на то, чтобы заместить тему: тема последствий аварии замещалась рассказом о героизме пожарных. Если бы Чернобыль произошел за несколько лет до этого, то мы бы и этого не узнали. Но, поскольку была перестройка, то сконцентрировали наше внимание на реальном героизме людей. Но это все равно не уменьшило внимания к главной теме.
Сейчас же в Нёноксе погибли профессионалы, которые непосредственно участвовали в работах. Эта тема — явно меньшего масштаба. Людей волнует лишь то, что их касается. Поэтому вопрос — что там конкретно произошло, что за ракета взорвалась — больше обсуждается в среде оппозиции, среди критиков власти. Обычные граждане меньше интересуются этим. Ну, было и было, главное же — а пострадаем ли мы от этого?..»
Дмитрий Ремизов
Источник: